Надежда Тальконы [СИ] - Евгения Витальевна Корешкова

— Ты не задумывалась над тем, почему я пришла, когда ты позвала меня?

— Не-ет. — удивленно затрясла головой девочка.

— Просто ты сумела по-особому позвать меня. Защитница чуть-чуть поделилась с тобой своей силой. И я хочу сегодня научить тебя, как помочь твоей маме. Понимаешь, травма старая, мне с одного раза не взять… — и протянула к девочке руки, раскрытыми ладонями вверх. — Клади свои ладошки сверху. Вот так. Хорошо. А теперь закрой глаза, чтоб ни на что не отвлекаться.

Девочка подчинилась.

— А теперь говори мне, что ты ощущаешь. Какие у меня руки?

— Т-теплые.

— Так. А цвет? Какой ты видишь цвет?

— Голубой. Ой, то есть синий. Ярко-синий.

— Так. А теперь?

— Теперь мне горячо. И цвет оранжевый, то есть красный, то есть…

— Ладно. А теперь?

— Холодно.

— Цвет?

— Коричневый. Черный. Темно-синий.

— Умничка! А теперь попробуй, проверь для сравнения, вон хоть Кадава. Кадав, иди сюда!

Дождалась, пока девочка отнимет руки от ладоней удивленного телохранителя и спросила:

— есть разница?

— А у этого Праки зеленый цвет. И у него сплошной полосой. А у Вас, Посланница, в два слоя: яркий, синий, широкий такой и тоненький голубой сверху.

— Вот так вам всем! — Торжествуя, улыбнулась Надежда. И обращаясь к недоумевающему священнослужителю и отцу девочки, попыталась объяснить. — У девочки есть явные целительские способности. Ее еще конечно нужно обучать, но я займусь этим позднее, когда она достигнет совершеннолетия. А сейчас, ни в коем случае, не тревожьте ее. Не невольте, а то все испортите. По крайней мере, диагностикой она уже сейчас владеет потрясающе. Она даже сумела определить мою беременность. Вот тот самый, второй тонкий голубой слой… хотя, его не должно бы быть… Рано… Ее еще конечно нужно обучать, но я займусь этим позднее, когда она достигнет совершеннолетия. А сейчас, ни в коем случае, не тревожьте ее. Не невольте а то все испортите.

Пораженный священнослужитель не мог от изумления и слова вымолвить.

И вновь обратилась к девочке.

— Ну, как, отдохнула? А теперь давай займемся самым главным, из за чего я сюда летела — твоей мамой. Клади пальцы ей на позвоночник, тихонько веди вниз и говори что чувствуешь: цвет и тепловые ощущения. Только глаза закрой. Зрение тебе пока только мешать будет. — Спокойно-спокойно командовала Надежда и вела свои руки следом.

— Тепло. Тепло. Цвет желтый, — комментировала девочка — и здесь желтый, светло-желтый и здесь. Ой! — девочка добралась до поясницы.

— Что? Поняла?

— А тут холодно. И темно. Темно-синий цвет, почти черный. И здесь. А дальше опять желтый пошел.

— Умничка! Убирай пока руки. Очаг поврежденных нервных узлов ты нашла. Запомни, где он. Сегодня лечу я, а ты клади свои руки поверх моих и наблюдай, как я это делаю. Потом будешь повторять то же самое. Тут для тебя работы много, но ты справишься, я уверена. Твоя задача — разогреть этот участок до температуры и цвета здоровых тканей за счет твоего собственного тепла, твоей силы. Поняла? Начали. — И чуть позднее, весьма строго — Нет! Я же чувствую тебя! Сегодня ты не вмешиваешься, только наблюдаешь. Вот так. Хорошо.

Некоторое время они просидели неподвижно, затем Надежда скомандовала: Стоп! Убирай руки. Все. Ты отдыхаешь. Все, все! — И через несколько минут убрала руки и сама. — Можете поворачивать ее.

Женщина молча плакала. По впалым желтым щекам катились слезы.

— Я чувствую — шептала она — я чувствую свои ноги.

— Благодарите Защитницу, что она дала вам такую дочь. Она поднимет вас, обязательно поднимет, хоть и не сразу. И запомните еще. Девочка должна перед каждым сеансом выспаться и обязательно хорошо поесть. Следите за этим и не давайте ей заниматься еще каким-либо лечением. Иначе, вы просто убьете ее. — И быстро повернулась кс священнослужителю: а Вас это касается в первую очередь! Не вздумайте торопить события. Ваша обязанность помогать этой семье от имени Защитницы, чтоб девочка могла нормально жить и питаться, поняли? Потом вы все еще будете гордиться тем, что близко знали эту девочку. У нее настоящий Дар. — И обернулась к девочке. — А ты не зазнавайся раньше времени. Сейчас ты еще мало что умеешь. Но потом, когда я тебя обучу, вот тогда… Но все равно, зазнаваться не стоит. И чтоб ни одна живая душа за пределами этого дома, ни о чем не знала до ее совершеннолетия и моего разрешения. — И, не совсем веря, что ее послушают, добавила, стараясь, чтоб голос прозвучал как можно строже и грознее: Узнаю, что не подчинились — прокляну! Ясно?

Поднялась, осторожно обошла распластавшегося по полу, у ее ног, хозяина дома.

— Нам пора.

И, усталая, проспала в люфтере до самой Талькдары, приказав высадить ошеломленного всем увиденным Священнослужителя около его Храма и отправить с самыми искренними извинениями, что Посланница, к сожалению, по состоянию здоровья, не сможет участвовать в торжественном приеме, устроенном в ее честь.

Погода зимних месяцев в Талькдаре, как обычно пасмурная и дождливая, вполне определяла основное настроение Надежды. Хмурая и малоразговорчивая, она старалась уже не появляться на светских приемах, и вообще за пределы жилой зоны показывалась редко.

Аллант, вполне понимая, что такое ее состояние связано с беременностью и ни с чем иным, терпеливо ждал, когда же этот кошмар закончится. Если верить Праки Милреде, а ей он пока еще верил, срок родов приходился на конец первого весеннего месяца. И тогда Надежда освободится, наконец, от этого ребенка, что вольно или невольно, но постоянно напоминал ей о Ночи Жертвоприношения. На кого он будет похож? Хотя, есть шанс, что и на него самого, ведь, несмотря на запрет, они были вместе перед той кошмарной ночью.

Надежда ни на что не жаловалась, но и откровенничала все реже и реже, больше замыкаясь в себе. Пойди, пойми о чем она думает. А эта предродовая депрессия была слишком уж затяжной, хоть опять рептилоидов вызывай.

Но даже Аллант не предполагал, что это еще не все.

Родов ждали со дня на день, когда Надежда, удобно расположившись в кровати, просматривала информблоки почты, предназначенные лично ей. На одном из них, неизвестно каком по счету, посреди выпуска новостей, на полуслове обрывая сюжет, на экране появилась физиономия в черной тканевой маске, закрывающей лицо до пухлых губ, и эти губы немедленно растянулись в наглой улыбке, обнажая длинные желтоватые зубы:

— Во как тебя разнесло! Хорошо проросло семечко Жертвы Небесному Воину! — Надежда потянулась к пульту, и наглая рожа на экране словно почувствовала это. — Что, уже струсила, выключаешь? Так боишься могущества небесного